Командир и штурман - Патрик О`Брайан

— А велик ли кабельтов? — спросил Стивен Мэтьюрин.

— Около двухсот ярдов, сэр, — отвечал лейтенант. — Поэтому я отпустил руль — судно великолепно выполняло маневры, — затем повернул его с целью таранить француза на мидель — шпангоуте. С попутным ветром «Дарт» покрыл расстояние за минуту с небольшим, что было весьма кстати, поскольку неприятель вел ожесточенный огонь по нам. Сам я управлял судном до тех пор, пока мы не оказались на расстоянии пистолетного выстрела, после чего кинулся на нос, чтобы возглавить абордажную команду, оставив управление юнге. К сожалению, он не понял меня и позволил каперу уйти слишком далеко, поэтому мы ударили француза позади бизань-мачты. Наш бушприт снес его бизань — ванты с левого борта, значительную часть планширя и кормовой надстройки. Поэтому, вместо того чтобы взять капер на абордаж, мы прошли у него под кормой. От удара его бизань-мачта упала в воду, а мы кинулись к пушкам и дали по нему бортовой залп. Нас было достаточно для того, чтобы обслуживать четыре пушки. Мы с королевским посыльным стреляли из одной, а Браун, сделав выстрел, помогал нам выкатить пушку вперед. Я привел наш куттер к ветру, чтобы пройти с подветренного борта и пересечь французу курс, мешая ему маневрировать. Но из-за большой парусности капера «Дарт» потерял на минуту ход, и между нами началась ожесточенная перестрелка. Однако нам удалось поймать ветер, мы повернули в сторону носа французского судна так быстро, как сумели, поскольку со шкотом могли работать всего двое, и мы своим гиком сломали французу фока-рей, тот упал, так что фок, падая, закрыл носовое погонное орудие и поворотные пушки. Когда мы направились к каперу, пушки нашего правого борта были изготовлены, мы дали залп с такого близкого расстояния, что пыжами подожгло их фок, а обломки бизань-мачты разлетелись по всей палубе. Французы запросили пощады и сдались.

— Вы молодцы! — воскликнул Джек.

— К этому времени, — продолжал Диллон, — успел приблизиться второй капер. Каким-то чудом наш бушприт и гафель уцелели, поэтому я сказал капитану капера, что непременно потоплю его, если он вздумает поднять паруса и направиться к своему напарнику. Ни людей, ни времени, чтобы захватить капер, у меня не было.

— Ясное дело.

— Мы сближались на встречных курсах, и французы стреляли по нам из всех видов оружия. Когда мы оказались ярдах в пятидесяти от них, я повернул на четыре румба, чтобы дать залп из орудий правого борта, затем привелся к ветру и дал еще один залп ярдов с двадцати. Урон он нанес ощутимый, сэр. Я даже не ожидал, что четырехфунтовые пушки могут натворить столько бед. Мы выстрелили во время крена, чуть замешкавшись с залпом, и все четыре ядра угодили в борт капера у самой ватерлинии. В следующее мгновение французы побросали пушки и принялись бегать по судну и вопить. К несчастью, Браун споткнулся в момент отдачи нашей пушки, и ему сильно покалечило ногу. Я велел ему спуститься вниз, но он отказался и заявил, что будет стрелять из мушкета. Затем он закричал «ура» и сообщил, что француз тонет. Так оно и оказалось: сначала стало заливать его палубу, затем они пошли ко дну под всеми парусами.

— Ничего себе! — воскликнул Джек Обри.

— Я стал дожидаться третьего капера. Весь мой экипаж был занят соединением и сплесниванием тросов и концов, так как наша оснастка была порвана в клочья. Мачта и гафель были значительно повреждены: шестифунтовое ядро насквозь прошило мачту, на которой и без того было много глубоких выбоин. Поэтому я побоялся увеличить нагрузку парусов на рангоут. Опасаясь, что первое судно скроется от нас, я вернулся к первому каперу. К счастью, его экипаж все это время был занят борьбой с пожаром. Мы приняли на борт шестерых французов, поставив их на помпы; выбросили за борт их убитых, остальных загнали в трюм и, взяв капер на буксир, взяли курс на Мальту, куда прибыли два дня спустя. Это меня крайне удивило, поскольку паруса состояли из дыр, стянутых нитками, да и корпус судна был не в лучшем состоянии.

— Вы подобрали людей с затонувшего судна? — спросил Стивен.

— Нет, сэр, — ответил Джеймс Диллон.

— Зачем спасать корсаров? — удивился Джек Обри. — Тем более, когда на борту лишь тринадцать матросов и юнга, это еще и небезопасно. А каковы были ваши потери?

— Разве что нога Брауна да несколько царапин. Больше ни раненых, ни убитых не было. Удивительное дело: ведь мы и сами едва не пошли ко дну.

— А у них?

— Тринадцать убито, сэр. Двадцать девять взято в плен.

— Сколько человек было на капере, который вы потопили?

— Пятьдесят шесть, сэр.

— А на том, который скрылся?

— Сорок восемь человек, сэр. Во всяком случае, так нам сказали. Но вряд ли их стоит считать. Прежде чем француз сбежал, он успел сделать всего лишь несколько выстрелов по нам.

— Что же, сэр, — произнес Джек Обри. — От всей души поздравляю вас. Это была славная работа.

— Я того же мнения, — отозвался Стивен. — Присоединяюсь к мистеру Обри. Позвольте выпить с вами, мистер Диллон, — произнес он, поклонившись и подняв свой бокал.

— Послушайте, — воскликнул Джек Обри. — Давайте выпьем за новый успех ирландского оружия и посрамление Папы.

— Готов хоть десять раз поддержать первую часть тоста, — со смехом отозвался Стивен. — Но за вторую не выпью и капли, хотя я и вольтерьянец. Бонапартишка и так скрутил Папу по рукам и ногам, а лежачих не бьют. Кроме того, Папа Римский очень ученый бенедиктинец…

— Тогда за посрамление Бонапартишки!

— За посрамление Бонапартишки! — дружно подхватили все и осушили бокалы до дна.

— Надеюсь, вы меня простите, сэр, — сказал Диллон. — Через полчаса мне заступать на вахту, и прежде я должен еще проверить боевое расписание. Благодарю вас за превосходный обед.

— Клянусь Господом, это был славный бой, — произнес Джек Обри после того, как лейтенант закрыл дверь. — Сто сорок шесть человек против четырнадцати, вернее, пятнадцати, если учесть миссис Докрей. Совершенно в духе Нельсона — бить не числом, а отвагой!

— Вы знакомы с Нельсоном, сэр?

— Я имел честь служить под его началом во время сражения на Ниле, — ответил капитан. — И дважды обедать в его обществе. — На его лице при этих словах появилась загадочная улыбка.

— Не можете ли вы рассказать, что он за человек?

— О, он с каждым умеет найти общий язык. Нельсон далеко не богатырь, он так худ, что я — при всем уважении к этому герою — смог бы поднять его одной рукой. Но это поистине великий человек. В философии или физике есть такое понятие — электрическая частица, правда ведь? Это про него! При каждой встрече он разговаривал со мной. В первый раз он попросил меня передать ему соль. Я постараюсь повторять его слова как можно точнее. Во второй раз я пытался объяснить нашему соседу, армейцу, военно — морскую тактику-как использовать барометр, как маневром разрушать строй противника и так далее. Воспользовавшись паузой, Нельсон наклонился ко мне и с улыбкой сказал: «Забудьте вы эти маневры, всегда атакуйте и бейте неприятеля». Этот его совет я никогда не забуду. Во время того же обеда он рассказал, что однажды холодной ночью кто-то предложил ему пелерину и он отказался, заявив, что ему вполне тепло, что его согревают любовь к королю и родине. Когда я повторяю его слова, это звучит напыщенно, не так ли? Скажи так кто другой, вы бы воскликнули: «Что за высокопарная чушь!» — и отмахнулись, но когда это говорит Нельсон, то вы чувствуете, как вам самому становится тепло… В чем дело, черт возьми, мистер Ричардс? Закрывайте дверь с этой или той стороны, будьте так любезны. Не стойте в дверях как истукан.

— Сэр, — отвечал бедный писарь. — Вы приказали принести остальные бумаги перед чаем, а вы как раз собираетесь пить чай.

— Верно — верно, я действительно так говорил, — согласился Джек Обри. — Черт меня побери, какая куча бумаг. Оставьте их здесь, мистер Ричардс. Я их просмотрю до прихода в Кальяри.

— Сверху те бумаги, которые оставил капитан Аллен, их надо только подписать, сэр, — произнес писарь, пятясь.

Взглянув на груду бумаг, Джек Обри помолчал, затем воскликнул:

— Вы только посмотрите! Не было печали. Вот вам и королевская служба, флот Его Величества во всей его красе. Вас охватывает прилив патриотических чувств, вы готовы ворваться в самую гущу боя, а вас заставляют подписывать такую гадость. — Обри протянул доктору заполненный аккуратным почерком лист.

«Шлюп Его Величества „Софи“

Открытое море

Милорд,

Прошу назначить трибунал для разбирательства преступления Айзека Уилсона (матроса), принадлежащего к экипажу шлюпа, которым я имею честь командовать, за совершение противоестественного акта скотоложества с козой в хлеву 16 марта.

Имею честь оставаться, милорд,

покорнейшим слугой вашей светлости.